Молодость

На посту магистра

В то же время, в ожидании большого крестового похода , Жак де Моле пытался вернуть утраченные позиции ордена на Святой земле. С этой целью в 1301 году тамплиеры захватили остров Арвад (Руад), находившийся недалеко от сирийского побережья . Однако они не смогли удержать его и в 1302 г. Арвад был сдан сарацинам.

Неудачи ордена способствовали нарастанию критики в его адрес. Ещё в 1274 году впервые встал вопрос об объединении двух ведущих военно-монашеских орденов - Храма и Госпиталя. В 1305 году папа Климент вновь предложил объединить ордена. В своём письме Клименту Моле раскритиковал это предложение .

Во время своего второго визита в Европу Моле узнал об интригах короля Франции Филиппа IV против тамплиеров. Несдержанная жесткость магистра, возможно, предопределила печальный конец его ордена. Осенью 1307 года начался процесс против тамплиеров.

На процессе

Оценки историков

Личность последнего магистра ордена тамплиеров не получила однозначной оценки историков. Мари-Луиза Бульст-Тиле полагает, что Жак де Моле был амбициозной личностью, однако он не пользовался доверием своего предшественника и конвента ордена. . Малькольм Барбер считает, что решение избрать Моле на пост магистра ордена было неудачным. «Он оказался в условиях, которые он не понимал… Он никогда не смог осознать, что вместе со своим орденом стал анахронизмом в меняющемся мире» - пишет историк . Ален Демюрже более лоялен к магистру. Он полагает, что его ни в коем случае нельзя считать недалёким или глупым . Более того, по мнению историка, трудно было найти лучшего кандидата на должность магистра, чем Моле. Тем не менее, он не смог реформировать орден. Его сопротивление объединению с орденом госпитальеров могло стать одной из предпосылок роспуска тамплиеров .

Легенды

Примечания

Библиография

• Barber M. James of Molay, the Last Grand Master of the Order of the Temple // Studia Monastica 14 (1972).
• Barber M. James of Molay // The Crusades. An Encyclopedia / Ed. A. V. Murray. Santa Barbara, Denver, Oxford: ABC-CLIO, 2006.
• Bulst-Thiele M.-L. Sacrae Domus Militiae Templi Hierosolymitani Magistri: Untersuchungen zur Geschichte des Templerordens, 1118/9-1314. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 1974.
• Demurger A. Jacques de Molay: Le crépuscule des Templiers. Paris: Payot et Rivages, 2007.
• Demurger A. The Last Templar: The Tragedy of Jacques de Molay, Last Grand Master of the Temple. London: Profile, 2004.
• Menache S. The Last Master of the Temple: James of Molay // Knighthoods of Christ: Essays on the History of the Crusades and the Knights Templar/ Ed. Housley N. Aldershot: Ashgate Publishing, 2007.
• Е. Жаринов. Великие пророки. Магистр Жак де Моле. М.:АСТ, 1999

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Жак де Моле" в других словарях:

- (фр. Molay или фр. Molé) французская фамилия. Жак де Моле (1244 5/1249 50 1314) двадцать шестой и последний великий магистр ордена тамплиеров. Матьё Моле (1584 1656) французский государственный деятель 17 века Луи Моле (1781 1855)… … Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Моле. Жак де Моле фр. Jacques de Molay … Википедия

Рыцарь Тевтонского ордена (у Тамплиеров крест красный) Жак де Моле (фр. Jacques de Molay; 1244 5/1249 50 18 марта 1314) двадцать третий и последний великий магистр ордена тамплиеров. Содержание 1 Молодость … Википедия

Рыцарь Тевтонского ордена (у Тамплиеров крест красный) Жак де Моле (фр. Jacques de Molay; 1244 5/1249 50 18 марта 1314) двадцать третий и последний великий магистр ордена тамплиеров. Содержание 1 Молодость … Википедия

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Моле. Луи Матьё Моле Louis Mathieu Molé … Википедия

Бесспорно это был человек с характером, гордый, порой надменный, но никогда не чванливый; несомненно, с ним было не всегда легко, он умел быть непримиримым, когда речь шла о защите интересов его ордена. Он признал, что в определенных обстоятельствах тамплиеры несомненно могли вести себя несдержанно по отношению к белому духовенству, защищая свои права. Конечно, он относил к таким и себя. Непоколебим был он и в представлении о своем ордене и его миссии: это независимый орден, который находится под опекой только папы, а задача его состоит в том, чтобы защищать Кипр и отвоевать Святую землю.

Человек этот был настолько непреклонным и постоянных в мыслях и целях, что казался упрямым, но ни ограниченный, ни тупым он не был. Он верил в крестовый поход; он верил в возможность отвоевания Иерусалима. А ведь что бы ни говорили тут и там, к 1300 г. идеал крестового похода еще не умер. Иерусалим не стал мечтой беспочвенных фантазеров. А Жак де Моле обладал практическим опытом. Он знал, чего хочет, но был открыт для дискуссии. Он умел вести переговоры, не был обделен дипломатическими и даже педагогическими талантами, как показали его отношения с королем Арагона: в деле Кардоны в 1302 г., как и в случае с назначением Эксемена де Ленды магистром Арагона, он сумел разрешить деликатные ситуации и отстоять свою точку зрения, не задевая короля и умея идти на необходимые уступки.

Он якобы был вспыльчивым, если верить свидетельству (единственному) Тирского Тамплиера, и настолько, что свирепо негодовал на французского короля и папу. Обстоятельства этого инцидента известны (неимоверный заем, предоставленный королю парижским казначеем), но сомнительны; непонятно, в какой конкретно момент второй поездки в Западную Европу этот случай мог произойти. Как бы то ни было, это мало походит как на его обычные манеры, так и на его поведение в отношениях с монархами и с папой Бонифацием VIII. Его отношения с папой Климентом V не были, похоже, особо теплыми, но неизвестно, чтобы он когда-либо выходил из себя; тон обеих памятных записок, адресованных им папе, - почтительный. Его отношения с Эдуардом I, Хайме II, Карлом II были сердечными. С Филиппом Красивым они выглядят более сдержанными, но не искажает ли картину отсутствие документов (в отличие от отношений с папой, особенно с Хайме II и, в меньшей степени, с Эдуардом I)? Они полностью расходились во мнениях по вопросу об объединении орденов, но это не повод для яростного гнева. Кстати, известно, что в июне 1307 г. великий магистр заговорил с королем о проблеме обвинений, выдвигаемых против ордена; опять-таки о вспышках гнева сведений нет. Впрочем, Филипп Красивый не провоцировал вспышек гнева: он слушал, часто не говоря ни слова, но мотал на ус. Его собеседники бывали выслушаны, и у них могло создаться впечатление, что их поняли.

Естественно, у Жака де Моле были слабости, недостатки: твердость и постоянство во взглядах - достоинства, но упрямая приверженность им быстро становится недостатком. Напомню в связи с этим о вопросе объединения орденов. Обе составленных им памятные записки, о крестовом походе и особенно об объединении орденов, пусть иногда обнаруживают изрядный здравый смысл, отражают и политическую близорукость. Проявлял великий магистр и немного наивное самодовольство; были также кое-какие слабости, вполне человеческие!

Личность Жака де Моле можно разглядеть яснее и под другим углом зрения - отношений, которые он поддерживал внутри ордена с братьями, сановниками или простыми тамплиерами. Опять-таки сквозь призму источников надо смотреть осторожно, она создает деформации: с одной стороны, это многочисленные сведения, чаще всего почерпнутые из писем, по государствам Арагонской короны и почти ничего сверх того; с другой стороны - данные из допросных протоколов процесса, в которых объективность - не главное достоинство.

Жак де Моле сумел завязать дружеские отношения с членами ордена и проявлял радушие ко всем, будь то тамплиеры или нет, кто посещал его на Кипре. Письма, которыми он обменивался с каталонским тамплиером Педро де Сан-Хусто, - это письма двух друзей. Педро де Сан-Хусто занимал должности командора Корбинса, Майорки, Амбеля, Альфамбры и наконец Пеньисколы (последним назначением он был обязан великому магистру). В корпусе писем, написанных Жаком де Моле, ему адресованы пять; есть и письма Педро де Сан-Хусто, посланные великому магистру. Иногда эти письма направлялись чисто с личными целями - например, осведомиться о состоянии здоровья корреспондента. Как письмо от 1 ноября 1300 года:

Знайте, что мы получили Ваши любезные письма через держателя, из коих узнали, что Вы в добром здравии, и нам это очень приятно. Поскольку Вы желаете знать, в каком состоянии пребываем мы, Вы сможете узнать об оном состоянии и новостях нашей земли [Кипра] через людей, каковые направляются в Вашу страну .

В другом письме Педро де Сан-Хусто поручает великому магистру заказать молитвы за одного каталонского брата, Дальмау де Роккаберта, - возможно, попавшего в плен к неверным или заболевшего. Жак де Моле в ответ благодарит его.

Тон переписки с другими каталонскими или арагонскими корреспондентами - Арно де Баньюльсом, Беренгером Гвамиром, Беренгером де Кардоной, - столь же доброжелательный, пусть даже здесь не заметно столь явно дружеских отношений, как с Педро де Сан-Хусто. Жак де Моле был верен друзьям и держал данные им обещания. Он защищал Беренгера де Кардону, чьей отставки в 1302 г. добивался король Арагона, но он сетовал на отказ Кардоны удовлетворить просьбы магистра, желавшего вознаградить верных тамплиеров, как Бернардо де Тамари или Педро де Кастильон, то есть дать им командорства в Каталонии или Арагоне.

На Кипре Жак де Моле тепло встречал гостей из Европы: Раймунд Луллий был принят с большой радостью (hylariter), как пишет редактор его «Уйа сое1апеа»; Беренгер де Кардона, дважды, в 1300-1301 гг. и в 1306 г., ездивший на Кипр, рассказывает, что был встречен великим магистром, готовившимся к отъезду на Запад, и провел три дня в его обществе, что ему доставило большое удовольствие.

В своих принципах руководства орденом Жак де Моле не был автократом, не отступал от статутов, управлял при помощи капитула, и в его магистерство не было даже следа конфликтов с последним, не то что в ордене Госпиталя при Гильоме де Вилларе в те же времена. В ходе двух своих поездок на Запад он проводил провинциальные и генеральные капитулы. Он управлял орденом вместе с людьми, которым доверял и которые доверяли ему; с людьми, которых он хорошо знал, которых встречал и с которыми общался на Востоке и на Кипре; с людьми, родившимися в его регионе, в графстве Бургундском, но и с уроженцами других мест, прежде всего государств Арагонской короны. Был ли это выбор, продиктованный политическими императивами, предпочтение союза с Арагоном союзу с Францией? Возможно, но опять-таки каталонцы и арагонцы нам известны лучше, потому что их имена чаще встречаются в богатой документации, сохранившейся в Барселоне. Здесь, из документов, более близких к реалиям повседневной жизни тамплиеров региона, проще ощутить ту атмосферу доверия и дружбы, которую я описывал выше. Но ничто не говорит о том, что с тамплиерами Франции, Англии или Италии были другие отношения. Остережемся применять аргумент а silentio [от умолчания (лат.) ].

В целом ни о каких разладах между Жаком де Моле и сановниками ордена не известно. Возможно, были какие-то разногласия с Гуго де Перо, но о них можно скорее догадываться, чем ясно видеть из источников. Сделав оговорку, что последние неполны, можно утверждать, что авторитет Жака де Моле в ордене не оспаривался в течение всего его магистерства. Что нельзя сказать о магистрах ордена Госпиталя, которые были его современниками, - Эде де Пене, Гильоме де Вилларе и Фульке де Вилларе (последний был через недолгое время смещен).

В допросных протоколах процессах можно почерпнуть некоторые сведения о том, как тамплиеры воспринимали своего великого магистра. Тамплиеры и свидетели с Кипра, не тамплиеры, положительно отзываются о вере и благочестии магистра. По мнению Жана де Бея, мирского рыцаря, королевского виконта Никосии, тамплиеры верили в таинства. В доказательство он приводил тот факт, что «часто видел, как магистр и братья ордена в Никосии, в церкви ордена Храма, набожно слушают мессу и молебны и набожно принимают причастие, как всякий другой добрый христианин». Другой рыцарь, Бальян де Саксон (на самом деле де Суассон), свидетельствует в том же духе, обращая особое внимание на Жака де Моле. Проявления милосердия со стороны Жака де Моле особо подчеркивает Этьен Каорский, клирик из Никосии, видевший, как «магистр Храма у ворот дома Храма в Никосии раздает многочисленную милостыню деньгами беднякам, находившимся близ ворот»; он подтверждает свидетельства самих тамплиеров, например, брата Пьера де Банетиа, сказавшего, что магистр сам творил милосердие и делал это каждую неделю в доме Храма.

Так свидетели отвечали на вопрос комиссии относительно практики милосердия и странноприимства в ордене. Члены комиссии тогда же задавали и три других вопроса, касавшихся лично великого магистра: первый - давал ли он отпущение грехов, тогда как, будучи мирянином, не имел на это права. Известно, что он беседовал на эту тему с Филиппом Красивым, признавшись, что иногда это делал; допрошенные братья в основном на этот вопрос отвечали отрицательно. Второй вопрос касался власти, которую он вместе со своим «монастырем» имел в ордене; ответы были однотипными - да, приказам, которые он отдавал, он и его монастырь, повиновались; но многие из допрошенных тамплиеров в этом почти абсолютном повиновении магистру усматривали причину сохранения в ордене заблуждений, за которые его упрекали. У свидетелей также спрашивали, знают ли они, что великий магистр признал заблуждения, в которых обвиняют орден. Ответы перед папской комиссией в Париже на этот вопрос в целом положительные: в ордене долго сохранялись заблуждения, потому что это дозволяли великий магистр и другие сановники и командоры, что стало причиной скандала; с другой стороны, некоторые свидетели давали показания такого рода: «он слышал, что великий магистр и прочие признались в заблуждениях, но не знает, в каких».

Разумеется, это ответы тамплиеров, допрошенных в Париже после того, как 54 из них были отправлены на костер, но это ничуть не умаляет истинности того факта, что магистр действительно сделал некоторые признания. Однако на Кипре допрошенные тамплиеры не желали в это верить, а в Эльне, где тамплиеры напрочь отвергали все обвинения, Пьер Бледа, тамплиер из Мас-Деу в Руссильоне, энергично выразил мнение, широко поддержанное собратьями по заключению: «Если великий магистр ордена Храма сделал признания, какие ему приписывают, я со своей стороны никогда в это не поверю, он солгал своей глоткой и все исказил».

Но до роковой даты 12 мая 1310 г., когда 54 парижских тамплиера были преданы костру и сопротивление тех, кто хотел защитить орден, было сломлено, в показаниях и свидетельствах звучал иной тон. Прежде всего тамплиеры чувствовали себя свободней в речах, и некоторые могли позволить себе менее общепринятые высказывания о великом магистре. Из свидетельств, собранных с февраля по май 1310 г. в Париже, следует, что тамплиеры в целом доверяли своему великому магистру. Это было хорошо заметно, когда встал вопрос о назначении уполномоченных для защиты ордена.

Папская комиссия позволила тамплиерам в разных тюрьмах, где их держали, посоветоваться, чтобы они выработали общую точку зрения по этому вопросу и назначили уполномоченного от каждого места заключения. Петр Болонский и Рено Провенский, оба капеллана, которые в конечном счете вместе с двумя рыцарями станут уполномоченными ордена, прежде всего 28 марта спросили: будет ли уполномоченный или уполномоченные назначены великим магистром, «коему все мы повинуемся»; еще один заявил, что в защите ордена полагается на великого магистра; тамплиеры, содержащиеся в доме приора Курне, 21 человек, сказали, что «у них есть глава и начальники, то есть великий магистр их ордена, коему они обязаны повиновением», но тем не менее изъявили готовность защищать орден, если великий магистр этого не сделает. Таких ссылок можно привести еще много. В завершение процитируем три высказывания. Те, кто содержался в доме Жана Росселя, попросили, прежде чем вынести решение о назначении уполномоченных, возможности «повидаться с магистром Храма и братом Гуго де Перо, командором Франции, и всеми достойными людьми, братьями Храма, дабы посоветоваться…». Тамплиеры, содержащиеся в Сен-Мартен-де-Шан (их было тринадцать), заявили, что «у них есть глава, каковому они подчиняются», и что они «верят, что их великий магистр добр, справедлив, честен, верен и чист от заблуждений, в каковых его обвиняют». Граф Фридрих из Майнца, командор Храма в зарейнских землях, провел за морем более двенадцати лет. Он долго жил рядом с великим магистром, был его соратником и вернулся на Запад вместе с ним. «Он всегда вел себя и до сих пор ведет как добрый христианин - настолько добрый, насколько возможно быть таковым».

Из этих противоречивых (в частности, потому, что они отражают ситуацию в разное время и в разных местах) свидетельств следует, что тамплиеры, в тот или иной момент признавая заблуждения, как правило, лично Жака де Моле не обвиняли - даже те, кто, давая показания, более или менее упорно скрывал некоторые обычаи ордена. Если на допросах тамплиеров спрашивали, когда в ордене были введены эти сомнительные обычаи, мало кто давал четкий ответ. Во многом путаясь, упоминали того или иного великого магистра, Боже, Берара, самого Моле, но это редко. Чаще всего в этом тамплиеры неофициально обвиняли сам орден или, точнее, то, что я бы назвал системой.

Тем не менее это не освобождает Жака де Моле от ответственности, и этим вопросом я хотел бы завершить книгу.

Ответственность Жака де Моле

Моле не смог спасти свой орден. Имел ли он такую возможность? Не факт, но исключать этого нельзя. Жаку де Моле в период, когда он занимал пост магистра ордена Храма, приходилось сталкиваться с проблемами и делать выбор; иногда он делал хороший выбор, иногда - менее удачный и даже плохой.

Выбор союза с монголами был правильным. Многие историки - не специалисты по крестовым походам и военно-монашеским орденам и по сути немногочисленные исследования и публикации последних лет, сделанные англосаксонскими и израильскими историками, по-прежнему машинально повторяют, что в 1291 г. все было кончено, крестовые походы утратили смысл, орден Храма (любопытно, что только он) больше был не нужен; заодно уж добавляют, что тамплиеры в массе своей вернулись в Европу со своими грубыми солдафонскими манерами - они пили (как тамплиеры), не стесняясь целовали в губы мужчин и женщин (берегись поцелуя тамплиера), а в Германии их сделали едва ли не держателями публичных домов (Теmpelhof, и уж конечно, они были банкирами Европы. Все попытки хотя бы придать новые оттенки этим общим местам до сих пор не удавались. Итак, в 1291 г. орден Храма стал бесполезен, а в 1292 г. бедного Жака де Моле выбрали главой организации, которую как раз пришла пора сдавать на слом. А значит, то, что случилось в 1307 г., несложно было предвидеть. Все знают, что нет дыма без огня, но историку следовало бы постоянно задаваться вопросом: кто же развел огонь? А ведь кто зажег последние костры Храма, известно хорошо!

И все-таки - нет, в 1291 г. еще не все кончилось! Крестовый поход, идея крестового похода - это было настоящее и даже будущее. Возможно, скорее в той форме, какая преобладала в XII и XIII вв., - ее начал изменять Людовик Святой. Крестовый поход должен был уступить место миссии, обращению словом; менялись противники, появлялись новые территории. Но говорить, что об Иерусалиме и прочих святых местах Сирии и Палестины больше не думали, несерьезно. В конце XIII и начале XIV вв. еще оставался шанс - союз с монголами. Пока этот шанс был реален, то есть до смерти Газана в 1304 г., крестовый поход на Иерусалим оставался возможным. Скажу даже, что шансы на успех никогда не были так велики, как в 1299-1303 годах. И надо отдать должное Жаку де Моле, который более, чем другие - папа, король Франции, орден Госпиталя и т.д., - поверил в эту возможность и попытался ее реализовать.

Но после 1304 г., даже если еще в 1307 г. в Пуатье прибыло монгольское посольство, стратегия союза с монголами была уже мертва и отброшена; надо были предлагать что-то другое, и придется сказать, что придумать его уже не могли - проект Моле был чисто традиционным, проект Вилларе - немногим новее. Во время обсуждения этих проектов с папой Фульк де Вилларе начал завоевание Родоса, на что понадобится четыре года усилий. В 1306 г., когда Моле, а потом Вилларе отправлялись на Запад, еще никто не мог сказать, что из этого выйдет. Тирский Тамплиер, всегда прозорливый, выдержал необходимую краткую паузу, прежде чем написать:

Сим манером Господь ниспослал милость благородному магистру Госпиталя и достойным людям дома, дабы они владели сим местом вполне свободно и вполне вольно, и пребывало бы оно в их власти и вне зависимости от прочей власти, и да поддержит их Господь Своей великой милостью в их благих делах, аминь .

К тому моменту Жак де Моле находился в тюрьме, а орден Храма был сломлен. Значит, судить о последних годах Моле надо не в сопоставлении с завоеванием Родоса и госпитальерской инициативой, а исходя из его поведения во время бури, которая обрушилась на его орден.

Первая ошибка Жака де Моле поначалу, возможно, была всего лишь неудачей. Он не сумел реформировать орден Храма и, конечно, начал не с того, с чего следовало, о своем желании провести реформу Жак де Моле несомненно объявил осенью 1291 г. на Кипре. В начале первой поездки на Запад, в ходе генерального капитула в Монпелье в августе 1293 г., он добился согласия на такие реформы, которые иные могут назвать «реформочками». Это могло бы стать началом процесса; это стало его концом. А ведь у ордена был один несомненный недуг, о котором, как я думаю, Жак де Моле знал, но не сознавал ни масштабов его, ни последствий. Этот недуг был вызван скабрезным ритуалом, включенным в церемонию приема. Показания тамплиеров на процессе нельзя, конечно, принимать за чистую монету. Жак де Моле, напомню, признал там лишь два факта, а именно отречение и плевок на крест (фактически в сторону). Этот ритуал, представляющий собой издевку над новичками, в карьере тамплиера случался лишь раз, во время его приема; его не всегда проводили целиком и чаще, чем думают многие, не проводили вообще. Были, конечно, извращенцы, хватавшие здесь через край, как во всяком издевательстве над новичками, - к таким принадлежал Жерар де Вилье, магистр Франции в последние годы.

Когда с 1305 г. за эту проблему ухватились французский король и папа, вопрос реформирования ордена вышел за пределы выяснения, надо ли по-прежнему есть мясо трижды в неделю или нет. Реформировать орден значило искоренить скабрезные обычаи в практике приема. А Жак де Моле этого не сделал.

Может быть, он не смог. Я уже говорил, что считаю его больше похожим на Тома Берара, великого реформатора, чем на Гильома де Боже. Возможно, он натолкнулся на препятствия внутри ордена. Гуго де Перо, например, не был достаточно сильным соперником или противником, чтобы помешать ему управлять орденом и вести политику сообразно его взглядам (я имею в виду союз с монголами), но был достаточно влиятелен во Франции, чтобы заблокировать программу амбициозных реформ. Во всяком случае, Жак де Моле недостаточно настаивал на осуществлении этой программы реформ, окрыленный первоначальным «состоянием благодати» и надеждами, вынесенными из первой поездки на Запад.

Но, может быть, он не хотел? Может быть, он никогда не думал об этом? Потому что не сознавал - ни он, ни другие тамплиеры, - всей тяжести фактов. Это было традицией, никаких последствий от этого не ждали. На это закрывали глаза не только тамплиеры. Что следует думать о тех братьях-францисканцах или доминиканцах, которые, по словам многих тамплиеров, - исповедовавшихся у них после того, как столкнулись во время приема с этими унизительными и предосудительными обычаями, - выражали удивление, возмущение и чаще всего недоверие, но ограничивались тем, что предписывали брату-грешнику несколько дополнительных постов в течение года? По-видимому, ни один из грозных искоренителей ереси, какими слыли доминиканцы, не ощутил потребности присмотреться поближе к этим обычаям и разоблачить их. Это позволяет лучше понять, как представление, что «все не столь серьезно», смогло прочно внедриться в умы тамплиеров и их руководителей. Это и на самом деле было не столь серьезно! К такому выводу с облегчением пришла папская комиссия. Но между тем король и его советники рассудили иначе и сделали из этих обычаев базу для атаки на орден Храма. Работа папской комиссии выявила истинные масштабы вещей, но было поздно - орден уже умер.

Жак де Моле стал заложником этой ошибочной оценки. Он не мог не «признать» этих обычаев (пусть сведя их к минимуму), а значит, не мог помешать королю и его агентам использовать это признание против него и его ордена так, как те это сделали. После этого уже ни его собственная судьба, ни судьба ордена от него не зависела. Он оказался между двух рифов: ему оставалось либо подтвердить свои признания и лишиться еще толики уважения к себе, либо отказаться от них с риском обвинения во лжи и повторном впадении в ересь. В большей степени это, чем слабость или страх перед мучениями, и объясняет перемены в его показаниях, пусть даже он тут и там поминает боязнь пыток, - надо же было сохранить лицо! Он безуспешно пытался выбраться из ловушки, которую расставили Ногаре и Плезиан, но одну из составных частей которой им предоставил сам орден Храма. Ему показалось, что он нашел решение, когда с 28 ноября 1309 г. он отказался участвовать в процессе, запущенном буллой «Faciens misericordiam», и сотрудничать с папской комиссией. Замкнувшись в молчании, он исключил себя из процесса и больше не влиял на ход событий.

Жак де Моле не сумел реформировать свой орден, потому что не смог верно оценить тлетворное влияние приемного церемониала на самих тамплиеров. Об этом свидетельствуют упреки многих тамплиеров: по их словам, задачей разоблачения этих заблуждений и их искоренения явно пренебрегали. Упреки по чьему адресу? Магистров, сановников, но и упреки себе самим. Закон молчания внутри ордена Храма соблюдался безоговорочно. Жак де Моле, надо отдать ему должное, умер за свои идеи - за те, в которых его воспитали в ордене Храма, за те, в которые он продолжал верить, став великим магистром: крестового похода, Святой земли, независимости ордена. Может быть, эта верность идеям, его упрямство тоже способствовали гибели ордена Храма? Отчасти - да.

В самом деле, Жак де Моле совершил и другую ошибку, задолго до процесса, отвергнув объединение орденов. Его мотивы не заслуживают презрения, даже если доводы против объединения он изложил очень неуклюже. Известна фраза, которую юный Танкреди говорит князю Салине в «Леопарде» Лампедузы: «Если мы хотим, чтобы все продолжалось, сначала надо, чтобы все изменилось». Это правило mutatis mutandis [изменив то, что следует изменить (лат.)] можно применить к проблеме, вставшей перед орденом Храма, - Храм должен был исчезнуть, чтобы выжить. Ему нужно было объединиться с орденом Госпиталя, чтобы независимый военно-монашеский орден под опекой одного только папства имел шансы сохраниться. Конечно, Жаку де Моле было не просто решиться на это, ведь он хорошо видел, что" предполагает такое объединение: «Это значит поступить очень враждебно и очень сурово, вынудив людей […] изменить свою жизнь и нравы либо избрать другой орден, если они этого не хотят». От Храма требовали не объединиться с Госпиталем, а влиться в Госпиталь, раствориться в Госпитале. И каждый хорошо знал, что предложенное в то время объединение орденов должно завершиться созданием военного ордена, подчиненного королю Франции, чьим главой может стать король, а если нет, то непременно один из его сыновей. Жак де Моле этого не хотел. И можно ли верить, что такого решения проблемы объединения орденов желали Фульк де Вилларе и Климент V, не говоря уже об Эдуарде I или Хайме II?

И тем не менее, отвергнув объединение орденов, Жак де Моле не дал папе, Вилларе, самому себе возможности разыграть карту, которая, как я считаю, была сильнейшей. Объединение орденов, если бы папа достаточно быстро договорился о нем с их главами, могло обуздать амбиции короля Франции и помешать ему провести в жизнь свои гегемонистские планы. Конечно, был риск, что затея провалится и все суверены христианского мира потребуют того же, чего требовал король Франции. Тогда бы объединенный орден раскололся на соответствующее число национальных орденов.

Отметим, что уничтожение ордена Храма не позволило достичь цели, которую перед королем ставили Рай-мунд Луллий или Пьер Дюбуа и которую он, похоже, одобрял сам, - создания единого ордена под его контролем. Во Вьенне папа сумел добиться согласия на передачу имуществ Храма Госпиталю вопреки воле французского короля. И, как ни парадоксально, в двух государствах, где суверены, отвергнув идею объединения Храма с Госпиталем, решили создать у себя в государстве единый орден, не осудив Храм и не уничтожив его, они частично добились успеха. В Арагонской короне это удалось только в королевстве Валенсия, где был создан орден Монтесы, объединивший владения Храма и Госпиталя, но в Каталонии и в Арагоне имущества Храма получил Госпиталь. В Португальском королевстве слияния Госпиталя и Храма не произошло: имущества и дома ордена Храма были переданы новому ордену Христа, и бывшие тамплиеры стали (снова - ведь они назывались так первоначально) рыцарями Христа.

Последняя ошибка Жака де Моле, совершенная на сей раз во время процесса, состояла в том, что он положился на суд папы. Я уже изложил причины его метаний в ходе допросов. С ноября 1309 г. он пытался выбраться из ловушки, целиком положившись на папский суд. Впрочем, все тамплиеры точно так же наивно доверились словам Климента V. Решив отныне молчать перед папской комиссией, Жак де Моле исключил себя из игры; поэтому он не принял участия в великом порыве тамплиеров в начале 1310 г., остался непричастным к этой трогательной попытке защитить и спасти орден. А ведь он был главой этого ордена, тамплиеры ему еще доверяли. Он не выполнил своих обязанностей до конца, предал доверие тамплиеров. У него не было особой свободы маневра, но, возглавив движение, он бы усилил его, и кто знает, какие последствия повлекло бы за собой такое решение! Он тоже рисковал бы попасть на костер. Возможно, он еще не был готов к этому?

Через четыре года он был готов. Бунт оказалась напрасным, но это было красиво.

«Моле жил во время, когда орден нуждался в руководителях, которые были бы героями; увы, он был всего лишь бедным и хорошим человеком», - писал Жорж Лизеран. Это суждение стало традиционным, но оно отчасти ложно. Был ли нужен герой? Нет, скорей хитрец, кто-то вроде Ногаре. «Героев» такого рода орден Храма не порождал.

До самого 1306 г., когда надо было выполнять миссию, ради которой создавался орден Храма, - нести военную службу во имя церкви, крестового похода и освобождения Иерусалима, - Жак де Моле выполнял ее блестяще. Но когда стало надо лавировать среди рифов, разгадывать маневры короля, Ногаре или Плезиана, противостоять инквизиции, Моле уже оказался не на высоте. Эта ситуация отчасти связана с прежними ошибками; виноват в ней также недостаток интеллекта у великого магистра и, надо признать, у тамплиеров вообще. Жак де Моле уже был не на уровне ситуации, но его и избирали не для этого. А был ли тогда в ордене человек, который мог бы выйти на уровень ситуации? Могут назвать имя Гуго де Перо. Но, хотя он лучше, чем Моле, знал хитросплетения тогдашней европейской политики, непохоже, чтобы он обладал достаточным масштабом личности, и его поведение на процессе это показывает.

Героизм под стенами Акры и в темницах Филиппа Красивого - одно и то же? Сомневаюсь. Как вести себя геройски перед Гильомом де Ногаре? Жак де Моле принадлежал к старинному и мелкому дворянству, не к баронам. Пребывание в рядах ордена Храма способствовало возвышению новых людей, подобных выходцев из мелкого и среднего дворянства. К этой категории относились все великие магистры ордена. Из таких был и Жак де Моле. Несомненно, его не расстраивало положение, которого он достиг, - руководство одним из самых престижных орденов христианского мира, возможность поддерживать отношения с папой, королями, князьями. Не закружилась ли у него голова? Не особенно. Человек пожилой (не забудем, что, когда на орден обрушилась буря, ему было между шестьюдесятью и семьюдесятью), опытный, осторожный, он долгие годы руководил орденом мудро, разумно и проявляя здравый смысл. Наконец, ему хватило ума понять, что он попал в ловушку, но не достало проницательности из нее выбраться. Во всяком случае, он, не желая и не зная этого, спас церковь, пожертвовав собой: Климент V, оставив на произвол судьбы Жака де Моле и его орден, добился от Филиппа Красивого отказа от идеи провести процесс осуждения памяти Бонифация VIII - папы, с которым Жак де Моле поддерживал столь хорошие отношения.

Примечания:

Mich. II. P. 244-420. - Forey, A. J. Towards a profile of the Templars In the early fourteenth century // The Military orders. Vol.l. Fighting for the faith and caring for the sick. Edited by Malcolm Barber. Aldershot: Variorum, 1994. Vol. I. P. 200 и далее.

Mich. I. P. 42-45. - G. Lizerand, Le Dossier… P. 167.

Baluze. T. II. P. 156-160. Перевод [на французский]: Leroy S. Art. cit.. (прим. 13). Р. 211 и далее.

См. издания по общей истории ордена Храма: Barber, Malcolm. The new knighthood: a history of the Order of the Temple. Cambridge: Cambridge university press, 1994. -Demurger, Alain. Les Templiers: une chevalerie chretienne au Moyen age. Paris: Ed. du Seuil, 2005. - Nicholson, Helen. The knights templar: a new history. Stroud: Sutton, 2001.

Mich. I. P. 42. - Перевод: G. Lizerand, Le Dossier… P. 164: «ipse erat miles Illiteratus et pauper…»

Ibid. P. 389. - Перевод: Le Proces des templiers traduit, presente et annote par Raymond Oursel. Paris: Denoel, 1955. P. 181.

См. Приложение. Корпус писем, №№ 5, 10, 12 и 18.

I. P. 465.

Lizerand, G. Les depositions du Grand Maitre, Jacques de Molay, au proces des Templiers (1307-1314) // Le Moyen Age. 17 (1913). P. 106.

Однако даже это проклятие не лишило Жака де Моле некой анонимности. Можно было рассуждать о тамплие­рам и видеть в их осуждении проявление варварства (как это делал Вольтер), не обращая особого внимания на великого магистра. Только к концу XVIII в. и осо­бенно в XIX в. он станет героем. Этим он был обязан не столько измышлениям и фальшивкам, придуманным Фабром-Пеллапра и его друзьями, которые в начале XIX в. основали неотамплиеризм (мнимая хартия о насле­довании Лармения, например, - грубая подделка) 649 , сколько развитию с середины XVIII в. «национального театра», взявшегося за поиск патриотических сюжетов 650 . Жак де Моле стал одним из героев этого национально­го театра благодаря Ренуару, чью трагедию «Тамплие­ры» с заметным успехом играли во Французском театре в 1805-1806 гг. (в роли одного из главных персонажей выступал знаменитый трагик Тальма) 651 . После перво­го представления «Курьер де спектакль» писал: «Театр с давних пор нуждался в этом национальном сюжете» 652 . Сюжет пьесы составлял конфликт между королем, счи­тавшим тамплиеров виновными, но готовым их простить, если великий магистр признает эту вину, и Жаком де Моле, отказывавшимся от этой сделки: «Я бы вас про­стил. Я предлагаю вам жизнь», - говорил король, но Моле отвечал: «Государь, предложите нам честь».

Успех пьесы часто вызывает к жизни разнообраз­ные театральные шутки, водевили и пародии; успех Ре­нуара повлек за собой подражания, и в 1807 г. театру Сен-Мартен предложили пьесу под названием «Жак де Моле», но она была отклонена как слишком серьезная для водевиля.

Пьесой Ренуара заинтересовался Наполеон, однако он упрекнул ее в пристрастности к Жаку де Моле: по мнению императора, король выглядел слишком слабым, а великий магистр - слишком безупречным. Мысль На­полеона по сути сводилась к следующему: чтобы трогать публику, трагический герой должен проявлять некото­рые человеческие слабости. Он считал, что настоящим героем должен быть Филипп Красивый, который в силу вещей (главные слова во всей аргументации Наполеона и его концепции трагедии) делает то, что делает, потому что иначе не может. Трагическая дилемма для государ­ственного деятеля! 653

Эту пьесу ставили в течение всего XIX в. и издавали в таких популярных сериях, как «Хорошие книги» или «Сто хороших книг по десять сантимов - библиотека для каждой семьи». «Тамплиеры» Ренуара входили в состав четырех названий, представляющих сюжеты из француз­ской истории (наряду с «Жанной д"Арк», «Карлом IX» и «Осадой Кале», а также Расином и Корнелем) 654 .

Эта популярность Жака де Моле в XIX в., которой не уменьшила сдержанность историков вроде Мишле, проявилась и в том, что его изображение попало в залы крестовых походов Версальского замка - ансамбль, за­казанный Луи-Филиппом. На картине Амори-Дюваля 1840 г. Жак де Моле представлен в виде бюста, а также фигурирует на большом полотне Клода Жакана 1842 г., которое изображает его вступающим во главе своих войск в 1299 г. в отвоеванный Иерусалим 655 . Это, конечно, изо­бражение легендарного события, но основанное на слухе, который в 1300 г. распространился по всему христиан­скому миру и был связан с наступлениями монгольского хана Газана в 1299-1303 годах. Согласно этому слуху, хан Газан, победивший мамелюков в декабре 1299 г. во втором сражении при Хомсе, при помощи армянских хри­стиан и магистров орденов Храма и Госпиталя якобы от­воевал Иерусалим и вернул его христианам. Лоран Дайе (о котором я уже писал, что заметать следы ему достав­ляет нездоровое удовольствие) утверждает, что в то вре­мя Жак де Моле якобы был одним из трех полководцев монгольской армии и его удостоили чести победоносно вступить в Святой город 656 . Может быть, это утвержде­ние (ложное, но Дайе, обычно более серьезный, выдает его за правду) основано на тексте Тирского Тамплиера, хорошо известном если не современникам, то поздней­шим историкам? Я уже объяснял, исходя из корректно датированного текста Хетума из Корикоса, что в Армении Жак де Моле мог находиться в 1298 или 1299 годах. То есть раньше победоносной битвы Газана с мамелюками. Вот что пишет Тирский Тамплиер: «Газан, когда разгро­мил сарацин, вернулся в свою страну и оставил за себя в Дамаске эмира, носившего имя Мо1ау...» 657 На самом деле в виду имелся монгольский полководец Мулай, имя которого, очевидно, было нетрудно спутать с «Моле», то есть именем великого магистра ордена Храма.

Западные источники того времени, которые исполь­зовала С. Шейн в своем исследовании, посвященном происхождению прошедшего по Западу слуха, что Газан якобы вернул Святой город христианам, никогда не упо­минают в этом контексте Жака де Моле и, следователь­но, не связывают его с этим эпизодом 658 . Появился ли в тот или иной момент текст, который связывал бы Моле с предполагаемым возвратом Иерусалима - хотя бы на основе превратно понятого текста Тирского Тамплиера? Художник Жакан был не единственным, кто принял это предание за чистую монету. Вот что можно найти в ста­тье «Моле» из «Новой всемирной Биографии», статье, написанной Рапетти и датированной 1861 годом:

Жак де Моле не остался пассивным во время этих решительных действий великого хана. Тому доказа­тельством служит факт, что он командовал одним из флангов татарской армии. С войсками, вверенными ему, он вторгся в Сирию, принял, участие в первом сражении, где султан был побежден, и преследовал разбитого Малик ан-Насира до египетской пустыни; потом под началом Кутлуга, татарского полковод­ца, ему посчастливилось отобрать у мусульман меж прочими городами и Иерусалим, куда татары вош­ли, чтобы отпраздновать Пасху 659 .

Рапетти утверждает, что это событие упомянуто в «Хронике Сен-Дени», которую он цитирует: «(...) и на следующую Пасху христиане с величайшей радостью провели богослужение в Иерусалиме». В «Больших французских хрониках», изданных Жюлем Виаром, этот текст представлен так: «И на следующую Пасху, как го­ворили, в Иерусалиме христиане с величайшей радостью провели богослужение». Как может констатировать чи­татель, о Жаке де Моле здесь речи нет. Однако в пред­ыдущем тексте «Большие хроники» утверждают, что во главе одной из армий Газана стоял маршал Армянско­го королевства; говорится также, что Газан обратился в христианство.

В версальских залах портрет Жака де Моле сосед­ствует с портретами Гуго де Пейена, основателя орде­на Храма, и Фулька де Вилларе, своего «альтер эго» из ордена Госпиталя. Но меня вполне устраивает, что он изображен в действии, которого он, правда, не совершал, но которое ближе к реальной деятельности Моле в клю­чевые годы его магистерства (1299-1302), чем многие ученые высказывания, сделанные начиная с XIX века.

На юго-западе Чешской республики, в замке Рожмберк, в верховьях Влтавы, его владелец в середине XIX в., потомок рода Бюкуа - рода фламандского происхожде­ния, который Габсбурги вознаградили этим замком, кон­фискованным у одного из побежденных в сражении при Белой Горе в 1621 г., - устроил по образцу версальских залов галерею крестовых походов (очевидно, меньших размеров!). В 1855 г. он заказал художнику Фридриху Штрёбелю восемь портретов, повесив их на стенах сво­ей галереи: Жак де Моле занимает там почетное место рядом с Готфридом Бульонским, Филиппом Августом и Людовиком Святым, тогда как с противоположной стены на них смотрят Ричард Львиное Сердце, Леопольд фон Бабенберг (герцог Австрийский), Конрад III и Фридрих Барбаросса.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПОРТРЕТ ЖАКА ДЕ МОЛЕ

К концу этой книги читатель может с полным правом задать вопрос: «Но тогда, в конце концов, каким был Жак де Моле?»

Документы, позволяющие описать его личность, немно­гочисленны, но существуют. Однако они редко содержат бесспорные данные, они противоречивы, им недостает точ­ности, приходится без конца задаваться вопросами насчет их достоверности, и найти ответы на эти вопросы не всегда можно, а когда такие ответы есть, они часто мало радуют.

Тем не менее, если уж берешься написать биографию Жака де Моле, надо доводить дело до конца. Раз так - к черту осторожность! Тщательно проанализировав эту немногочисленную и сомнительную документацию, я по­смею выкраивать, выбирать и утверждать.

Кратко подытожив основные события жизни Жака де Моле, я попытаюсь описать его личность и набросать портрет. Это будет портрет Моле «моей кисти». Портрет неизбежно и намеренно субъективный, а значит, уязви­мый для критики и в любой момент доступный для ис­правлений или переработки.

Итак, начнем - как историки средних веков, кото­рые, изложив рассказ, иногда завершали его кратким со­держанием, - с «краткого содержания» жизни Жака де Моле. Далее я сделаю попытку написать его портрет и наконец вернусь к его неудаче и его ответственности за гибель ордена Храма.

Его жизнь

Жак де Моле был потомком рода не блестящего, но, можно полагать, вполне благородного; он родился около 1244 г. в Моле (деп. Верхняя Сона), в Бургундском граф­стве, на имперской территории. В орден Храма он всту­пил в Боне в 1265 г.; его туда принял Юмбер де Перо, досмотрщик Франции и Англии, в присутствии Амори де ла Роша, магистра Франции, то есть два видных деятеля тогдашнего ордена. В качестве брата-рыцаря он вскоре отправился на Восток (около 1270 г.), независимо от Гильома де Боже, который стал в 1273 г. великим маги­стром и с которым его часто ошибочно связывают. Всю тамплиерскую карьеру он сделал на Востоке, но отмече­но его присутствие во Франции в 1385 году. Неизвестно, чтобы он занимал низший пост командора или магистра провинции на Западе; неизвестны никакие его должно­сти на Востоке. Это почти полное молчание источников за 1265-1291 гг. наводит меня на мысль, что, даже не обязательно будучи неприметным, он был тамплиером сдержанным и не принадлежал ни к команде Гильома де Боже, ни к его агентам влияния - родственникам, дру­зьям, вассалам и клиентам. Неизвестно, находился ли он в Акре или в гарнизоне какой-то крепости во время паде­ния столицы латинского королевства в мае 1291 года.

Вернувшись на Кипр, как все еще боеспособные франки, он выступил на капитуле, созванном на острове осенью 1291 г., обратив на себя внимание как на возмож­ного кандидата и как на реформатора ордена Храма. Он был избран магистром ордена ранее 20 апреля 1292 г., что по всей форме подтверждает один документ из Ар­хивов Арагонской короны. Возможно, это стало резуль­татом внутренней борьбы между ним и Гуго де Перо, но, даже если и так, я не думаю, чтобы тогда существовало выраженное различие между двумя взглядами на буду­щую политику ордена, как и соперничество между «на­циональными» группировками среди тамплиеров. К тому времени Перо еще ничего собой в ордене не представ­лял, и нельзя делать из него ставленника короля Фран­ции в противовес Моле, якобы противнику Французско­го королевства и защитнику самостоятельности ордена. В самом деле, в два последующих десятилетия после падения Акры широкую популярность приобрела идея быстрого отвоевания Святой земли и Иерусалима, тем более что такую возможность давал союз с монголами. Так что если и имелись расхождения, то личного харак­тера. Во всяком случае, после короткого магистерства Тибо Годена и до выборов не было времени на разверты­вание масштабных интриг, чтобы выставить кандидата против Моле.

После избрания Жак де Моле очень быстро сформи­ровал свою орденскую администрацию и крайне спешно подготовил к обороне Кипр и Киликийскую Армению, которым угрожали мамелюки. Весной 1293 г. он пред­принял поездку на Запад, побывав в Провансе, в Ката­лонии, в Италии, в Англии и во Франции. Он уладил не­сколько локальных проблем, но в первую очередь просил европейских монархов и церковь о помощи делу Святой земли, в защите Кипра и в восстановлении сил орде­на Храма; он также обсуждал планы крестового похо­да и в разговорах с разными собеседниками обращался к проблеме объединения орденов Храма и Госпиталя - проекту, которого он не принимал и упорно не будет принимать. Он завязал очень тесные связи с папой Бо­нифацием VIII и доверительные отношения с Эдуардом I Английским, Хайме II Арагонским и Карлом II Неаполи­танским; зато о его отношениях с королем Франции не известно ничего. Наконец, он провел несколько про­винциальных и генеральных капитулов своего ордена (в Монпелье в 1293 г., в Арле в 1296 г.), попытавшись начать реформы.

Вернувшись на Кипр осенью 1296 или 1297 г., он за­щищал там интересы ордена Храма против короля Ген­риха II, отношения с которым никогда не были хорошими (он платил по счетам Гильома де Боже). Но в первую очередь с 1299 по 1303 гг. он усиленно разыгрывал мон­гольскую карту. Вместе со своим орденом и другими хри­стианскими силами королевства Кипр и царства Малая Армения (король, другие военные ордены, аристократия Кипра и Армении) он пытался координировать действия с монголами ханства Ильханов (то есть Персии). Он на­езжал в Армению в 1298 или 1299 г. - несомненно по­сле взятия Рош-Гильома, последней тамплиерской кре­пости Киликии. Однако христианские силы оказались не готовы извлечь выгоду из победы Газана, персидского хана, над мамелюками (во втором сражении при Хомсе, декабрь 1299 г.). Летом 1300 г. Жак де Моле послал свой орден устраивать рейды на египетское и сирийское по­бережья, а потом, в ноябре, принял участие в захвате островка Руад напротив сирийского города Тортосы - задача состояла в том, чтобы создать плацдарм в рас­чете на совместные операции с монголами. Но монго­лы на свидание не явились. В 1301 и 1302 гг. - тоже. В сентябре 1302 г. войска египетских мамелюков изгна­ли тамплиеров с Руада, частично перебив их. Руадский эпизод неверно истолковывался как попытка Жака де Моле создать для своего ордена постоянную резиденцию близ Сирии, тогда как это была не более чем опера­ция в рамках стратегии союза с монголами. Провал этой стратегии и погубил Руад. Тогда Жак де Моле отказался от этой стратегии, все меньше заслуживавшей доверия после смерти Газана в 1304 году.

С самого начала своего понтификата в ноябре 1305 г. папа Климент V запросил мнение магистров военных ор­денов о подготовке крестового похода и о проекте объе­динения орденов. 6 июня 1306 г. магистров официально пригласили в Пуатье, где поселился Климент V, для об­суждения этой проблемы. По просьбе папы Жак де Моле написал две памятных записки, по одной по каждому из вопросов. Они были написаны летом 1306 г. и переданы папе осенью. Встреча в Пуатье, сначала намеченная на первую половину ноября 1306 г., была отложена из-за болезни папы; но Жак де Моле покинул Кипр около 15 ноября 1306 г. и в конце ноября или начале декабря высадился во Франции. Из того, что он делал в первой половине 1307 г., известно не всё: может быть, он нена­долго заезжал в Париж? Во всяком случае, во второй по­ловине мая он был в Пуатье. По ключевому вопросу объ­единения орденов великий магистр стоял на своем; это было досадно, потому что он раздражал французского короля, противореча его амбициям, и мешал папе в пере­говорах с королем по щекотливой проблеме осуждения памяти Бонифация VIII, осуждения, которого король любой ценой хотел добиться. К тому же это вредило по­пыткам организовать крестовый поход. Эта непримири­мая позиция великого магистра ослабляла орден Храма, когда - Жак де Моле узнал об этом во время данной поездки - об ордене ходили клеветнические слухи. Ко­роль и его советники во главе с Гильомом де Ногаре не упустят случая воспользоваться этой слабостью.

Жак де Моле приехал в Париж в связи с капитулом ордена, намеченным на 24 июня; он встретился с коро­лем, с которым говорил об обвинениях, выдвинутых про­тив ордена Храма. Отчасти успокоенным он вернулся в Пуатье, где провел лето, однако он просил папу поско­рее провести тщательное расследование, чтобы очистить орден от нависших над ним подозрений. 24 августа папа объявил о намерении начать следствие с согласия орде­на. Но король Франции не собирался выпускать из рук задуманное дело. 14 сентября 1307 г. он под большим секретом начал операцию, которая завершилась 13 октя­бря 1307 г. арестом всех тамплиеров королевства и кон­фискацией их имущества. Жак де Моле был арестован в Париже, куда вернулся на днях для участия в похоро­нах Екатерины Валуа.

Допрошенный 24 октября, он признался, что был принят в орден Храма по непристойному ритуалу, вклю­ченному в состав ритуала безупречно ортодоксального, который описан в уставе. Магистр фактически признал только отречение от Христа и плевок на крест, но, вынужденный на следующий день повторить свои показа­ния публично, он дал королевской пропаганде против ордена Храма достаточно аргументов, чтобы полностью дискредитировать Храм и его членов, тем более что ко­ролевские агенты добились от него письма, адресован­ного всем тамплиерам, в котором он требовал признать эти факты. Чтобы перехватить инициативу, Климент V 22 ноября 1307 г. отдал приказ арестовать тамплиеров во всем христианском мире.

Тем не менее папа хотел выслушать Моле; в декабре он послал в Париж кардиналов. Перед ними Жак де Моле отрекся от своих показаний. Тогда началась борьба между папой и королем, которая в августе 1308 г. завершилась компромиссом. Булла «Рас1епз гшзепсогшат» дала ход двум процессам, которые после тщательного расследова­ния, проведенного епископами и папскими комиссиями, должны были завершиться судом над отдельными лично­стями и судом над орденом; судьбу ордена Храма предстоя­ло решить собору, который должен был собраться во Вьенне. Что касается сановников ордена, в том числе Жака де Моле, их будет судить папа. Через недолгое время в Ши-ноне, в королевском замке, Жак де Моле, вновь допрошен­ный кардиналами, но в присутствии королевских агентов, вернулся к своим показаниям от 24 октября 1307 года. Потом на год наступило молчание. Постепенно формиро­вались комиссии. Папская комиссия по Французскому ко­ролевству начала допросы в Париже в ноябре 1309 года. Жак де Моле дважды давал перед ней показания, 26 и 28 ноября; он дал понять, что не признает обвинений, вы­двинутых против ордена, но на тот момент избрал тактику защиты, от которой уже не откажется, - ничего не гово­рить комиссии и целиком положиться на суд папы.

Это был неудачный ход в его защите. По причинам, которые я объясню далее, у Жака де Моле не было иного решения, кроме такого отказа от участия в дальнейшем расследовании. Тем самым он обрек себя на молчание по­сле последнего вызова в марте 1310 г. и остался в стороне от широкого протестного движения тамплиеров, прибыв­ших в Париж в массовом количестве для защиты ордена. Это движение было сломлено приговором архиепископа Сансского Филиппа де Мариньи от 10-12 мая 1310 г., приговорившего 54 тамплиеров к сожжению на костре. Орден был распущен папой во время Вьеннского собора 22 марта 1312 года. Климент V ждал почти два года, пре­жде чем отправить в Париж трех кардиналов, уполномо­ченных не судить сановников ордена Храма, а прочитать им приговор к пожизненному заключению. Тогда Жак де Моле, поняв, что одурачен, возмутился, отрекся от всех показаний и провозгласил свой орден невиновным, а по­том призвал короля и папу к ответу на Божьем суде. Это было 11 мая 1314 года. Король велел его тем же вечером сжечь на костре.

Портрет

Человека Моле трудно разглядеть за великим маги­стром из-за нехватки документации, ее малозначитель­ности и противоречивости. Но все-таки можно, и образ, который вырисовывается, не слишком похож на ту кари­катуру, которую навязала нам историография.

Бесспорно это был человек с характером, гордый, по­рой надменный, но никогда не чванливый; несомненно, с ним было не всегда легко, он умел быть непримири­мым, когда речь шла о защите интересов его ордена. Он признал, что в определенных обстоятельствах там­плиеры несомненно могли вести себя несдержанно по отношению к белому духовенству, защищая свои права. Конечно, он относил к таким и себя. Непоколебим был он и в представлении о своем ордене и его миссии: это независимый орден, который находится под опекой толь­ко папы, а задача его состоит в том, чтобы защищать Кипр и отвоевать Святую землю.

Человек этот был настолько непреклонным и посто­янных в мыслях и целях, что казался упрямым, но ни ограниченный, ни тупым он не был. Он верил в кресто­вый поход; он верил в возможность отвоевания Иеруса­лима. А ведь что бы ни говорили тут и там, к 1300 г. иде­ал крестового похода еще не умер. Иерусалим не стал мечтой беспочвенных фантазеров. А Жак де Моле обла­дал практическим опытом. Он знал, чего хочет, но был открыт для дискуссии. Он умел вести переговоры, не был обделен дипломатическими и даже педагогическими талантами, как показали его отношения с королем Ара­гона: в деле Кардоны в 1302 г., как и в случае с назначе­нием Эксемена де Ленды магистром Арагона, он сумел разрешить деликатные ситуации и отстоять свою точку зрения, не задевая короля и умея идти на необходимые уступки.

Он якобы был вспыльчивым, если верить свидетель­ству (единственному) Тирского Тамплиера, и настолько, что свирепо негодовал на французского короля и папу. Обстоятельства этого инцидента известны (неимоверный заем, предоставленный королю парижским казначеем), но сомнительны; непонятно, в какой конкретно момент второй поездки в Западную Европу этот случай мог про­изойти. Как бы то ни было, это мало походит как на его обычные манеры, так и на его поведение в отношениях с монархами и с папой Бонифацием VIII. Его отношения с папой Климентом V не были, похоже, особо теплыми, но неизвестно, чтобы он когда-либо выходил из себя; тон обеих памятных записок, адресованных им папе, - по­чтительный. Его отношения с Эдуардом I, Хайме II, Кар­лом II были сердечными. С Филиппом Красивым они вы­глядят более сдержанными, но не искажает ли картину отсутствие документов (в отличие от отношений с папой, особенно с Хайме II и, в меньшей степени, с Эдуардом I)? Они полностью расходились во мнениях по вопросу об объединении орденов, но это не повод для яростного гне­ва. Кстати, известно, что в июне 1307 г. великий магистр заговорил с королем о проблеме обвинений, выдвигаемых против ордена; опять-таки о вспышках гнева сведений нет. Впрочем, Филипп Красивый не провоцировал вспы­шек гнева: он слушал, часто не говоря ни слова, но мотал на ус. Его собеседники бывали выслушаны, и у них мог­ло создаться впечатление, что их поняли.

Естественно, у Жака де Моле были слабости, недо­статки: твердость и постоянство во взглядах - достоин­ства, но упрямая приверженность им быстро становится недостатком. Напомню в связи с этим о вопросе объеди­нения орденов. Обе составленных им памятные записки, о крестовом походе и особенно об объединении орденов, пусть иногда обнаруживают изрядный здравый смысл, отражают и политическую близорукость. Проявлял ве­ликий магистр и немного наивное самодовольство; были также кое-какие слабости, вполне человеческие!

Личность Жака де Моле можно разглядеть яснее и под другим углом зрения - отношений, которые он под­держивал внутри ордена с братьями, сановниками или простыми тамплиерами. Опять-таки сквозь призму ис­точников надо смотреть осторожно, она создает дефор­мации: с одной стороны, это многочисленные сведения, чаще всего почерпнутые из писем, по государствам Арагонской короны и почти ничего сверх того; с другой стороны - данные из допросных протоколов процесса, в которых объективность - не главное достоинство.

Жак де Моле сумел завязать дружеские отношения с членами ордена и проявлял радушие ко всем, будь то тамплиеры или нет, кто посещал его на Кипре. Письма, которыми он обменивался с каталонским тамплиером Педро де Сан-Хусто, - это письма двух друзей. Педро де Сан-Хусто занимал должности командора Корбинса, Майорки, Амбеля, Альфамбры и наконец Пеньисколы (последним назначением он был обязан великому маги­стру). В корпусе писем, написанных Жаком де Моле, ему адресованы пять 662 ; есть и письма Педро де Сан-Хусто, посланные великому магистру. Иногда эти пись­ма направлялись чисто с личными целями - например, осведомиться о состоянии здоровья корреспондента. Как письмо от 1 ноября 1300 года:

Знайте, что мы получили Ваши любезные письма через держателя, из коих узнали, что Вы в добром здравии, и нам это очень приятно. Поскольку Вы желаете знать, в каком состоянии пребываем мы, Вы сможете узнать об оном состоянии и новостях нашей земли [Кипра] через людей, каковые направ­ляются в Вашу страну 663 .

В другом письме Педро де Сан-Хусто поручает вели­кому магистру заказать молитвы за одного каталонского брата, Дальмау де Роккаберта, - возможно, попавшего в плен к неверным или заболевшего. Жак де Моле в от­вет благодарит его 664 .

Тон переписки с другими каталонскими или арагон­скими корреспондентами - Арно де Баньюльсом, Берен-гером Гвамиром, Беренгером де Кардоной, - столь же доброжелательный, пусть даже здесь не заметно столь явно дружеских отношений, как с Педро де Сан-Хусто. Жак де Моле был верен друзьям и держал данные им обещания. Он защищал Беренгера де Кардону, чьей от­ставки в 1302 г. добивался король Арагона, но он сето­вал на отказ Кардоны удовлетворить просьбы магистра, желавшего вознаградить верных тамплиеров, как Бер-нардо де Тамари или Педро де Кастильон, то есть дать им командорства в Каталонии или Арагоне.

На Кипре Жак де Моле тепло встречал гостей из Ев­ропы: Раймунд Луллий был принят с большой радостью (hylariter), как пишет редактор его «Уйа сое1апеа»; Бе-ренгер де Кардона, дважды, в 1300-1301 гг. и в 1306 г., ездивший на Кипр, рассказывает, что был встречен вели­ким магистром, готовившимся к отъезду на Запад, и про­вел три дня в его обществе, что ему доставило большое удовольствие 665 .

В своих принципах руководства орденом Жак де Моле не был автократом, не отступал от статутов, управлял при помощи капитула, и в его магистерство не было даже следа конфликтов с последним, не то что в ордене Госпи­таля при Гильоме де Вилларе в те же времена 666 . В ходе двух своих поездок на Запад он проводил провинциаль­ные и генеральные капитулы. Он управлял орденом вме­сте с людьми, которым доверял и которые доверяли ему; с людьми, которых он хорошо знал, которых встречал и с которыми общался на Востоке и на Кипре; с людьми, родившимися в его регионе, в графстве Бургундском, но и с уроженцами других мест, прежде всего государств Арагонской короны. Был ли это выбор, продиктован­ный политическими императивами, предпочтение союза с Арагоном союзу с Францией? 667 Возможно, но опять-таки каталонцы и арагонцы нам известны лучше, потому что их имена чаще встречаются в богатой документации, сохранившейся в Барселоне. Здесь, из документов, более близких к реалиям повседневной жизни тамплиеров ре­гиона, проще ощутить ту атмосферу доверия и дружбы, которую я описывал выше. Но ничто не говорит о том, что с тамплиерами Франции, Англии или Италии были другие отношения. Остережемся применять аргумент а silentio [от умолчания (лат.)].

В целом ни о каких разладах между Жаком де Моле и сановниками ордена не известно. Возможно, были какие-то разногласия с Гуго де Перо, но о них можно скорее до­гадываться, чем ясно видеть из источников. Сделав ого­ворку, что последние неполны, можно утверждать, что ав­торитет Жака де Моле в ордене не оспаривался в течение всего его магистерства. Что нельзя сказать о магистрах ордена Госпиталя, которые были его современниками, - Эде де Пене, Гильоме де Вилларе и Фульке де Вилларе (последний был через недолгое время смещен) 668 .

В допросных протоколах процессах можно почерпнуть некоторые сведения о том, как тамплиеры воспринимали своего великого магистра. Тамплиеры и свидетели с Ки­пра, не тамплиеры, положительно отзываются о вере и благочестии магистра. По мнению Жана де Бея, мирско­го рыцаря, королевского виконта Никосии, тамплиеры ве­рили в таинства. В доказательство он приводил тот факт, что «часто видел, как магистр и братья ордена в Нико­сии, в церкви ордена Храма, набожно слушают мессу и молебны и набожно принимают причастие, как вся­кий другой добрый христианин». Другой рыцарь, Бальян де Саксон (на самом деле де Суассон), свидетельствует в том же духе, обращая особое внимание на Жака де Моле. Проявления милосердия со стороны Жака де Моле особо подчеркивает Этьен Каорский, клирик из Нико­сии, видевший, как «магистр Храма у ворот дома Храма в Никосии раздает многочисленную милостыню деньгами беднякам, находившимся близ ворот»; он подтверждает свидетельства самих тамплиеров, например, брата Пьера де Банетиа, сказавшего, что магистр сам творил милосер­дие и делал это каждую неделю в доме Храма 669 .

Так свидетели отвечали на вопрос комиссии относи­тельно практики милосердия и странноприимства в ор­дене. Члены комиссии тогда же задавали и три других вопроса, касавшихся лично великого магистра: пер­вый - давал ли он отпущение грехов, тогда как, будучи мирянином, не имел на это права. Известно, что он бесе­довал на эту тему с Филиппом Красивым, признавшись, что иногда это делал; допрошенные братья в основном на этот вопрос отвечали отрицательно. Второй вопрос ка­сался власти, которую он вместе со своим «монастырем» имел в ордене; ответы были однотипными - да, при­казам, которые он отдавал, он и его монастырь, повино­вались 670 ; но многие из допрошенных тамплиеров в этом почти абсолютном повиновении магистру усматривали причину сохранения в ордене заблуждений, за которые его упрекали. У свидетелей также спрашивали, знают ли они, что великий магистр признал заблуждения, в ко­торых обвиняют орден. Ответы перед папской комиссией в Париже на этот вопрос в целом положительные: в ор­дене долго сохранялись заблуждения, потому что это дозволяли великий магистр и другие сановники и коман­доры, что стало причиной скандала; с другой стороны, некоторые свидетели давали показания такого рода: «он слышал, что великий магистр и прочие признались в за­блуждениях, но не знает, в каких» 671 .

Разумеется, это ответы тамплиеров, допрошенных в Париже после того, как 54 из них были отправлены на костер, но это ничуть не умаляет истинности того факта, что магистр действительно сделал некоторые признания. Однако на Кипре допрошенные тамплиеры не желали в это верить, а в Эльне, где тамплиеры напрочь отвер­гали все обвинения, Пьер Бледа, тамплиер из Мас-Деу в Руссильоне, энергично выразил мнение, широко под­держанное собратьями по заключению: «Если великий магистр ордена Храма сделал признания, какие ему при­писывают, я со своей стороны никогда в это не поверю, он солгал своей глоткой и все исказил» 672 .

Но до роковой даты 12 мая 1310 г., когда 54 париж­ских тамплиера были преданы костру и сопротивление тех, кто хотел защитить орден, было сломлено, в пока­заниях и свидетельствах звучал иной тон. Прежде все­го тамплиеры чувствовали себя свободней в речах, и некоторые могли позволить себе менее общепринятые высказывания о великом магистре. Из свидетельств, со­бранных с февраля по май 1310 г. в Париже, следует, что тамплиеры в целом доверяли своему великому магистру. Это было хорошо заметно, когда встал вопрос о назначе­нии уполномоченных для защиты ордена.

Папская комиссия позволила тамплиерам в разных тюрьмах, где их держали, посоветоваться, чтобы они вы­работали общую точку зрения по этому вопросу и на­значили уполномоченного от каждого места заключения. Петр Болонский и Рено Провенский, оба капеллана, ко­торые в конечном счете вместе с двумя рыцарями станут уполномоченными ордена, прежде всего 28 марта спроси­ли: будет ли уполномоченный или уполномоченные назна­чены великим магистром, «коему все мы повинуемся» 673 ; еще один заявил, что в защите ордена полагается на великого магистра 674 ; тамплиеры, содержащиеся в доме приора Курне, 21 человек, сказали, что «у них есть глава и начальники, то есть великий магистр их ордена, коему они обязаны повиновением», но тем не менее изъявили готовность защищать орден, если великий магистр этого не сделает 675 . Таких ссылок можно привести еще много. В завершение процитируем три высказывания. Те, кто содержался в доме Жана Росселя, попросили, прежде чем вынести решение о назначении уполномоченных, возможности «повидаться с магистром Храма и братом Гуго де Перо, командором Франции, и всеми достойными людьми, братьями Храма, дабы посоветоваться...» 676 Там­плиеры, содержащиеся в Сен-Мартен-де-Шан (их было тринадцать), заявили, что «у них есть глава, каковому они подчиняются», и что они «верят, что их великий магистр добр, справедлив, честен, верен и чист от за­блуждений, в каковых его обвиняют» 677 . Граф Фридрих из Майнца, командор Храма в зарейнских землях, про­вел за морем более двенадцати лет. Он долго жил рядом с великим магистром, был его соратником и вернулся на Запад вместе с ним. «Он всегда вел себя и до сих пор ведет как добрый христианин - настолько добрый, на­сколько возможно быть таковым» 678 .

Из этих противоречивых (в частности, потому, что они отражают ситуацию в разное время и в разных местах) свидетельств следует, что тамплиеры, в тот или иной мо­мент признавая заблуждения, как правило, лично Жака де Моле не обвиняли - даже те, кто, давая показания, более или менее упорно скрывал некоторые обычаи ор­дена. Если на допросах тамплиеров спрашивали, когда в ордене были введены эти сомнительные обычаи, мало кто давал четкий ответ. Во многом путаясь, упоминали того или иного великого магистра, Боже, Берара, само­го Моле, но это редко. Чаще всего в этом тамплиеры неофициально обвиняли сам орден или, точнее, то, что я бы назвал системой.

Тем не менее это не освобождает Жака де Моле от ответственности, и этим вопросом я хотел бы завершить книгу.

Великие пророчества Коровина Елена Анатольевна

Проклятое пророчество Жака де Моле

В начале XIV века в Париже вспыхнуло восстание против королевских поборов. В то время на французском троне восседал король Филипп IV Красивый (1268–1314; правил с 1285) из династии Капетингов. Правда, сам Филипп был лишь наполовину французом: отец, конечно, король Франции, Филипп III, а вот мать – Изабелла Арагонская, дочь короля Арагонии Хайме I. Немудрено, что при таком «происпанском» происхождении парижане не любили Филиппа, хоть и именовали его Красивым. Впрочем, не одно только происхождение, но и сам характер короля был противоречивым. Он действительно был красив, имел благородную внешность, изящные манеры. К тому же каждодневно присутствовал на богослужениях, скрупулезно соблюдал посты и иные требования церковного устава и даже носил под одеждой власяницу. Только вот в делах своих сей скромник и схимник не знал удержу: характер имел жестокий, волю железную и шел к намеченной цели с непоколебимым упорством, проявляя совершенную непредсказуемость в поступках. Недаром современники назвали его «загадочной фигурой».

Жак де Моле. Рисунок XIX века

Однако на втором десятке его правления стало ясно, что казна Франции истощена вечными войнами, и даже непомерные налоги, которые король ввел, не могут спасти Филиппа от разорения. Когда же он предпринял совершенно отчаянный шаг – приказал чеканить золотые и серебряные монеты, облегчив их вес, – это привело к народному возмущению.

Сначала на улицы вышли парижане, потом поднялась и вся страна. Испуганному королю пришлось укрыться в городе-крепости Тампль, которую воздвиг старинный орден тамплиеров-храмовников для своего высшего руководства. В то время Высшим гроссмейстером (иначе – Великим магистром) ордена был Жак де Моле, старинный друг короля Филиппа, крестный отец его дочери. Конечно, он не отказался приютить опального владыку и даже послал своих рыцарей на подавление мятежа.

Силы у тамплиеров имелись в избытке, ведь орден был основан еще 200 лет назад, когда в XII веке толпы крестоносцев хлынули на Восток. В Иерусалим шли не только воины-авантюристы, но и паломники, простые любопытствующие, сборщики средств, которые собирались по всей Европе для Крестовых походов. Им требовались сопровождение и защита в пути. Эту обязанность и взяли на себя члены ордена Храма, возникшего в 1118–1119 годах. Отсюда и еще одно название рыцарей-тамплиеров – храмовники. Однако, оказывая помощь паломникам и крестоносцам, орден не побрезговал и для себя насобирать, а точнее, награбить несметное количество сокровищ Востока. И когда тамплиеры вернулись в Европу, сундуки их ломились от золота и драгоценных камней, жемчугов и пряностей, кои, как известно, ценились очень высоко. Капитул ордена нанял лучших архитекторов и строителей. Так во всех странах, включая Германию, Италию, Англию, Испанию, Португалию, Фландрию и другие менее значимые земли, появились неприступные замки-крепости, главным среди которых и стал величавый и сумрачный Тампль.

И вот, дабы скрасить пребывание короля Филиппа, поднять ему настроение, седовласый и величественный Великий магистр Жак де Моле водил друга-властителя по коридорам и комнатам, поднимался с ним на крепостные стены с высокими бойницами, узкими щелями-окнами и опускался в не охватные взглядом подземелья. И там, в тайных подвалах чрева Тампля, Филипп Красивый впервые в жизни увидел несметные богатства ордена, накопленные за 200 лет.

Что делать, король слаб, как и простые люди… Алчный взор нищего короля уперся в кованые сундуки, набитые золотом, в кожаные мешки с бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами. И в ту же минуту Филипп понял, что готов на все, лишь бы заполучить все эти богатства ордена тамплиеров-храмовников. И никакая дружба, никакое крестное родство по дочери не смогло уберечь Филиппа Красивого от рокового шага – вернувшись в Париж после подавления восстания, он обвинил орден в ереси. Тот самый орден, который спрятал его и помог уберечь трон.

Однако, чтобы выдвинуть обвинение, требовалось согласие самого папы римского, и король Филипп добился от папы Климента V разрешения на роспуск ордена тамплиеров. Более того, Филипп объяснил папе, что задолжал ордену громадную сумму денег, вернуть которую он не может, но если сокровища тамплиеров перейдут в его руки, то половину своего долга король отдаст Клименту. Словом, нашлась тема для сговора.

И вот, имея на руках папскую буллу, король Филипп приказал арестовать в пятницу 13 (!) октября 1307 года всех членов ордена, живущих во французских владениях. Уже к вечеру 15 тысяч тамплиеров были в цепях, из них 2 тысячи рыцарей, имевших право носить оружие, то есть как раз тех, кто мог дать отпор.

Опасаясь, что Великий магистр Жак де Моле может ускользнуть, король совершил абсолютно бесчестный поступок. За день до всеобщего ареста, когда никто и не подозревал об охоте на тамплиеров, 12 октября, в королевском дворце Парижа состоялись похороны внезапно скончавшейся невестки Филиппа Красивого. Их-то и решил использовать король. Как родственника, крестного отца дочери, он пригласил магистра на церемонию погребения. Убеленный сединами старик воин Жак де Моле даже нес погребальное покрывало, что считалось знаком особого доверия. И каково же было изумление магистра, когда на другой день его вместе с 60 руководителями ордена взяли под стражу по приказу коварного короля!..

Словом, всех арестованных – и капитул ордена, и его рядовых членов – захватили врасплох, подвергли допросам и ужасающим пыткам. В вину всем вменили невероятную ересь: якобы члены ордена отвергали имя Христа, оскверняли религиозные святыни, поклонялись дьяволу, совершали дикие обряды содомии, скотоложества, ну и, как обычно утверждается в таких случаях, «пили кровь невинных христианских младенцев».

Пытки, дыбы и «испанские сапоги» сделали свое дело – рыцари начали возводить на себя напраслину, признаваясь в самых страшных грехах. В один день под Парижем 509 рыцарей было сожжено заживо. Но казни и пытки продолжались еще несколько лет – так много человек состояло в ордене.

Однако нашлись и те, кто после вынужденного признания в немыслимых обвинениях отказался от показаний, полученных под пыткой. «Это вы сказали, что я сознался! – крикнул судьям один из страдальцев. – Но разве это я сознался на вашем допросе? Разве это я взял на душу чудовищный и нелепый плод вашей фантазии? Нет, мессиры! Это пытка вопрошает, а боль отвечает!»

Строптивцы были сожжены с особой жестокостью – живыми на медленном огне, горевшем почти сутки. Этот ужас случился в блаженный месяц март 1310 года на поле возле монастыря Святого Антонио под Парижем, где погибло 54 рыцаря. Монастырь пришлось закрыть на несколько лет – удушливый и тошнотворный запах никак не выветривался…

13 (опять эта роковая цифра) марта, правда, по иным сведениям, 14 или даже 15 (в спешке все спуталось) 1314 го да Великий магистр ордена Жак де Моле был сожжен заживо на медленном огне вместе с тремя товарищами. Накануне он все же сумел публично заявить о своей невиновности. И когда языки пламени объяли его со всех сторон, над площадью казни разнеслись слова то ли проклятия, то ли пророчества Великого магистра: «Филипп и Климент, не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий! И да будет проклято потомство Филиппа до тринадцатого колена. Не быть Капетингам на троне Франции!»

Слова старого магистра исполнились – высшие силы не сомневались в их праведности. Не прошло и месяца, как умер папа Климент V. И кончина его была ужасной. Филипп IV сразу же после казни Великого магистра начал страдать изнурительной болезнью, которую никак не могли распознать врачи. И 29 ноября 1314 года король-изверг скончался в чудовищных муках.

Его старший сын, взошедший на трон под именем Людовика Х, процарствовал всего два года (с 1314-го по 1316-й) и умер в судорогах от лихорадки. Было ему всего 27 лет. Правда, супруга его, Клеменция, ждала ребенка. Новорожденного младенца даже успели окрестить Иоанном I, но и он умер. Трон перешел ко второму сыну Филиппа IV – Филиппу V. Тот процарствовал шесть лет (с 1316-го по 1322-й), но и его унесла страшная дизентерия, при которой он мучился так, что пару недель кричал в голос.

Сыновей после Филиппа V не осталось, так что трон перешел к последнему сыну Филиппа Красивого – Карлу IV. Он процарствовал с 1322 по 1328 год, был женат трижды, но не нажил ни одного ребенка. Правда, уже после его смерти оказалось, что последняя супруга, Жанна д’Эвре, беременна. Все Капетинги с надеждой ожидали рождения сына Карла IV. Но несчастная королева 1 апреля 1328 года родила дочь. Вот уж отличная шутка вышла – магистр де Моле вместе со своими тамплиерами хорошенько повеселились на Небесах.

Пророчество исполнилось – прямое наследование по мужской линии оборвалось и Капетинги сгинули с трона Франции навсегда. И проклятия до 13-го колена не понадобилось. Все оставшиеся после королей Капетингов дочери либо умерли во младенчестве, либо жили бесплодными. А на трон Франции взошла новая династия. 29 мая 1329 года в соборе Реймса был коронован представитель рода Валуа – Филипп VI.

Вот только казна королевства как была пустой, так и осталась. Но как же так, удивлялись все, разве вероломный Филипп IV Красивый не заполучил сокровища тамплиеров? Нет – Бог шельму метит!

Пронырливый папа Климент V еще в 1312 году сумел тайно подписать буллу, начавшуюся словами «К провидению Христа», а закончившуюся двумя приказами: орден тамплиеров распускается, а его сокровища возвращаются в лоно… Святой церкви. Словом, когда Филипп IV объявил о конфискации средств ордена Храма, ему ответили, что негоже зариться на церковное, – так и вызов на святой инквизиционный суд получить можно.

Король тогда пришел в бешенство. Он даже объявил, что наследником рыцарей Храма выступает не вся церковь, а только один ее орден, который король в спешке возвысил, – орден иоаннитов. Вот только иоанниты были бедны и не нашли средств, чтобы вовремя оплатить нужные церкви налоги.

Филипп IV в ярости приказал начать перевозку сундуков из подвалов Тампля. Но когда посланные им люди прибыли в уже покинутую храмовниками крепость, ее подземелья оказались пусты. Вот с тех-то пор и существует легенда о пропавших сокровищах тамплиеров. Шестой век авантюристы и энтузиасты всех мастей ищут злато-серебро и драгоценные камни, но, увы…

А может, это и к счастью. Вряд ли Жак де Моле не наложил заклятия на сокровища, которые, по преданию, он поручил своим самым верным соратникам переправить из крепости в надежные места. Так что сокровищ с такими заклятиями лучше и не находить…

Из книги Жан-Жак Руссо. Его жизнь и литературная деятельность автора Южаков Сергей Николаевич

Из книги Лжесвидетельства. Фальсификации. Компромат автора Зенькович Николай Александрович

Пророчество Последние годы Сталин, собирая соратников в кабинете, ругая их за какие-нибудь просчеты, часто говорил:- Что вы будете делать без меня? Вы же сами ничего не можете решить и сделать…Смерть Сталина не могла не поставить перед его преемниками вопрос о том, как

Из книги Небо начинается с земли. Страницы жизни автора Водопьянов Михаил Васильевич

Проклятое прошлое Одним ноябрьским днем 1917 года поехали мы к престольному празднику в Студенские выселки, на хутора к родным. Каждый год мы туда ездили. Но этот праздник мне особенно памятен. Возвращаемся домой. Я сижу – правлю лошадью, мать сидит в телеге на соломе, отец

Из книги Боливар автора Григулевич Иосиф Ромуальдович

УЧЕНИК ЖАН-ЖАКА РУССО Здесь мы часто видим людей, действия которых опровергают их философские воззрения. В одной руке у них Рейналь, а другой они наказывают своих рабов. Они требуют свободы от испанского владычества, но это не мешает им торговать новорожденными. А.

Из книги Рассказы, зарисовки автора Вертинский Александр Николаевич

О кинокартине режиссера Кристиана-Жака «Кармен» (Франция) В кино, как ни в одном из видов искусства, необходимо совершенство. Тончайшее и глубочайшее чувство меры. Потому что аппарат - это безжалостный и, увы, абсолютно объективный свидетель всего происходящего. В

Из книги Воспоминания. От крепостного права до большевиков автора Врангель Николай Егорович

Пророчество Однажды, после возвращения из одной из наших охотничьих экспедиций, меня вызвали в Петербург, где я пробыл дольше, чем собирался. Когда я вернулся, я застал младшего сына в постели.У него был дифтерит. К счастью, опасность уже миновала, но ребенок был не тот,

Из книги ОбрАДно в СССР автора Троицкий Сергей Евгеньевич

ПРОКЛЯТОЕ БОЛОТО Ещё рывок и О БОЖЕ! Вот так встреча! Прямо перед нами очутилось, что-то навроде болота, а на другой стороне три холмика НАШИХ ДОТОВ! Так вот значит, что прикрыва­ло их правый фланг!Скажу честно, если в 1987 г нас не пугали ФСБ, озвере­лые цунары и маньяки, то

Из книги Мой дед Лев Троцкий и его семья автора Аксельрод Юлия Сергеевна

Из письма Жан-Жака Мари Елене Чавчавадзе (текст получен составителем от автора) Е.Н. Чавчавадзе, автору фильма «Троцкий. Тайна мировой революции».Г-жа Чавчавадзе!В марте 2006 года Вы явились ко мне с командой телеоператоров. Вы заявили мне: «В России возрос интерес к

Из книги Фауст автора Руикби Лео

Проклятое дьявольское отродье Таким образом, легенда, возникшая вокруг Фауста в Эрфурте, нашла отражение в гораздо более старых материалах, но Хогель в своей «Хронике» задавался вопросом: «Каким мог быть результат?» Новость о магическом пире, о летучем коне, о прекрасном

Из книги Вселенная Айн Рэнд: Тайная борьба за душу Америки автора Вайс Гэри

16. Пророчество Леонард Пейкофф был наследником Айн Рэнд, но только формально. Он был слишком уж большой подхалим - даже по меркам Рэнд, - чтобы стать лидером движения и вызывать доверие у последователей, и слишком уж поверхностный человек, чтобы претендовать на место

Из книги Другой Ленин автора Майсурян Александр Александрович

Глава 6 «Проклятое далеко» «Надо держать камень за пазухой». В 1900 году ссылка Владимира Ильича закончилась. В самый последний момент его освобождение чуть было не сорвалось: домой к Ульянову нагрянули с обыском жандармы, а ссыльный не позаботился вовремя спрятать

Из книги Воображенные сонеты [сборник] автора Ли-Гамильтон Юджин

14. Жак де Моле?- мертвым тамплиерам (1314 г.) Восстаньте из гробов на братский зов, Военный строй равняя, тамплиеры! Покиньте ваши смертные пещеры, Блистая сталью темною клинков. Вы в Аскалоне мчались на врагов Быстрей самума, яростней пантеры. Пусть призрачные двинутся

Из книги Проклятие Лермонтова автора Паль Лин фон

Проклятое проклятие А в Пятигорске ходили страшные слухи. Первый, и главный: Мартынов знал, что Лермонтов стрелять не будет, потому и убил его, и целился долго – чтобы наверняка. У тюрьмы, куда посадили Мартынова, стал даже собираться народ и требовать расправы. Насилу

Из книги Крах Титанов [История о жадности и гордыне, о крушении Merrill Lynch и о том, как Bank of America едва избежал банкротства] автора Фаррелл Грег

Глава 14 Проклятое воскресенье « Льюис подошел к окну: перед ним раскинулся Центральный парк в обрамлении зданий Северного Манхэттена. 30 лет назад, когда он впервые приехал в Нью-Йорк-Сити, он даже не мог получить кредит на покупку жилья. Теперь город принадлежал ему. Он

Из книги Без знаков препинания Дневник 1974-1994 автора Борисов Олег Иванович

май 22 Пророчество Съемка в Донском монастыре. Тихо и благостно. Посмотрел много интересного - сюда с Собачьей площадки, Поварской, Пречистенки переезжала на новое место жительства московская аристократия: Оболенские, Долгоруковы... Всех не упомнишь. Здесь могила ПЛ.

Из книги Дрейк. Пират и рыцарь Ее Величества автора Шигин Владимир Виленович

Глава тринадцатая ПРОКЛЯТОЕ ЗОЛОТО АРМАДЫ Итак, в Ла-Манше идет одно из самых грандиозных сражений в истории человечества. Гибнут корабли и люди, гремят пушки, льется кровь. Но, несмотря на все это, многие из сражающихся думали не о том, как победить. Они думали о золоте. При

Елена Коровина
Великие пророчества. 100 предсказаний, изменивших ход истории

Проклятое пророчество Жака де Моле

В начале XIV века в Париже вспыхнуло восстание против королевских поборов. В то время на французском троне восседал король Филипп IV Красивый (1268-1314; правил с 1285) из династии Капетингов. Правда, сам Филипп был лишь наполовину французом: отец, конечно, король Франции, Филипп III, а вот мать - Изабелла Арагонская, дочь короля Арагонии Хайме I. Немудрено, что при таком «происпанском» происхождении парижане не любили Филиппа, хоть и именовали его Красивым. Впрочем, не одно только происхождение, но и сам характер короля был противоречивым. Он действительно был красив, имел благородную внешность, изящные манеры. К тому же каждодневно присутствовал на богослужениях, скрупулезно соблюдал посты и иные требования церковного устава и даже носил под одеждой власяницу. Только вот в делах своих сей скромник и схимник не знал удержу: характер имел жестокий, волю железную и шел к намеченной цели с непоколебимым упорством, проявляя совершенную непредсказуемость в поступках. Недаром современники назвали его «загадочной фигурой».

Жак де Моле. Рисунок XIX века

Однако на втором десятке его правления стало ясно, что казна Франции истощена вечными войнами, и даже непомерные налоги, которые король ввел, не могут спасти Филиппа от разорения. Когда же он предпринял совершенно отчаянный шаг - приказал чеканить золотые и серебряные монеты, облегчив их вес, - это привело к народному возмущению.

Сначала на улицы вышли парижане, потом поднялась и вся страна. Испуганному королю пришлось укрыться в городе-крепости Тампль, которую воздвиг старинный орден тамплиеров-храмовников для своего высшего руководства. В то время Высшим гроссмейстером (иначе - Великим магистром) ордена был Жак де Моле, старинный друг короля Филиппа, крестный отец его дочери. Конечно, он не отказался приютить опального владыку и даже послал своих рыцарей на подавление мятежа.

Силы у тамплиеров имелись в избытке, ведь орден был основан еще 200 лет назад, когда в XII веке толпы крестоносцев хлынули на Восток. В Иерусалим шли не только воины-авантюристы, но и паломники, простые любопытствующие, сборщики средств, которые собирались по всей Европе для Крестовых походов. Им требовались сопровождение и защита в пути. Эту обязанность и взяли на себя члены ордена Храма, возникшего в 1118-1119 годах. Отсюда и еще одно название рыцарей-тамплиеров - храмовники. Однако, оказывая помощь паломникам и крестоносцам, орден не побрезговал и для себя насобирать, а точнее, награбить несметное количество сокровищ Востока. И когда тамплиеры вернулись в Европу, сундуки их ломились от золота и драгоценных камней, жемчугов и пряностей, кои, как известно, ценились очень высоко. Капитул ордена нанял лучших архитекторов и строителей. Так во всех странах, включая Германию, Италию, Англию, Испанию, Португалию, Фландрию и другие менее значимые земли, появились неприступные замки-крепости, главным среди которых и стал величавый и сумрачный Тампль.

И вот, дабы скрасить пребывание короля Филиппа, поднять ему настроение, седовласый и величественный Великий магистр Жак де Моле водил друга-властителя по коридорам и комнатам, поднимался с ним на крепостные стены с высокими бойницами, узкими щелями-окнами и опускался в не охватные взглядом подземелья. И там, в тайных подвалах чрева Тампля, Филипп Красивый впервые в жизни увидел несметные богатства ордена, накопленные за 200 лет.

Что делать, король слаб, как и простые люди… Алчный взор нищего короля уперся в кованые сундуки, набитые золотом, в кожаные мешки с бриллиантами, сапфирами, рубинами, изумрудами. И в ту же минуту Филипп понял, что готов на все, лишь бы заполучить все эти богатства ордена тамплиеров-храмовников. И никакая дружба, никакое крестное родство по дочери не смогло уберечь Филиппа Красивого от рокового шага - вернувшись в Париж после подавления восстания, он обвинил орден в ереси. Тот самый орден, который спрятал его и помог уберечь трон.

Однако, чтобы выдвинуть обвинение, требовалось согласие самого папы римского, и король Филипп добился от папы Климента V разрешения на роспуск ордена тамплиеров. Более того, Филипп объяснил папе, что задолжал ордену громадную сумму денег, вернуть которую он не может, но если сокровища тамплиеров перейдут в его руки, то половину своего долга король отдаст Клименту. Словом, нашлась тема для сговора.

И вот, имея на руках папскую буллу, король Филипп приказал арестовать в пятницу 13 (!) октября 1307 года всех членов ордена, живущих во французских владениях. Уже к вечеру 15 тысяч тамплиеров были в цепях, из них 2 тысячи рыцарей, имевших право носить оружие, то есть как раз тех, кто мог дать отпор.

Опасаясь, что Великий магистр Жак де Моле может ускользнуть, король совершил абсолютно бесчестный поступок. За день до всеобщего ареста, когда никто и не подозревал об охоте на тамплиеров, 12 октября, в королевском дворце Парижа состоялись похороны внезапно скончавшейся невестки Филиппа Красивого. Их-то и решил использовать король. Как родственника, крестного отца дочери, он пригласил магистра на церемонию погребения. Убеленный сединами старик воин Жак де Моле даже нес погребальное покрывало, что считалось знаком особого доверия. И каково же было изумление магистра, когда на другой день его вместе с 60 руководителями ордена взяли под стражу по приказу коварного короля!..

Словом, всех арестованных - и капитул ордена, и его рядовых членов - захватили врасплох, подвергли допросам и ужасающим пыткам. В вину всем вменили невероятную ересь: якобы члены ордена отвергали имя Христа, оскверняли религиозные святыни, поклонялись дьяволу, совершали дикие обряды содомии, скотоложества, ну и, как обычно утверждается в таких случаях, «пили кровь невинных христианских младенцев».

Пытки, дыбы и «испанские сапоги» сделали свое дело - рыцари начали возводить на себя напраслину, признаваясь в самых страшных грехах. В один день под Парижем 509 рыцарей было сожжено заживо. Но казни и пытки продолжались еще несколько лет - так много человек состояло в ордене.

Однако нашлись и те, кто после вынужденного признания в немыслимых обвинениях отказался от показаний, полученных под пыткой. «Это вы сказали, что я сознался! - крикнул судьям один из страдальцев. - Но разве это я сознался на вашем допросе? Разве это я взял на душу чудовищный и нелепый плод вашей фантазии? Нет, мессиры! Это пытка вопрошает, а боль отвечает!»

Строптивцы были сожжены с особой жестокостью - живыми на медленном огне, горевшем почти сутки. Этот ужас случился в блаженный месяц март 1310 года на поле возле монастыря Святого Антонио под Парижем, где погибло 54 рыцаря. Монастырь пришлось закрыть на несколько лет - удушливый и тошнотворный запах никак не выветривался…

13 (опять эта роковая цифра) марта, правда, по иным сведениям, 14 или даже 15 (в спешке все спуталось) 1314 го да Великий магистр ордена Жак де Моле был сожжен заживо на медленном огне вместе с тремя товарищами. Накануне он все же сумел публично заявить о своей невиновности. И когда языки пламени объяли его со всех сторон, над площадью казни разнеслись слова то ли проклятия, то ли пророчества Великого магистра: «Филипп и Климент, не пройдет и года, как я призову вас на суд Божий! И да будет проклято потомство Филиппа до тринадцатого колена. Не быть Капетингам на троне Франции!»

Слова старого магистра исполнились - высшие силы не сомневались в их праведности. Не прошло и месяца, как умер папа Климент V. И кончина его была ужасной. Филипп IV сразу же после казни Великого магистра начал страдать изнурительной болезнью, которую никак не могли распознать врачи. И 29 ноября 1314 года король-изверг скончался в чудовищных муках.

Его старший сын, взошедший на трон под именем Людовика Х, процарствовал всего два года (с 1314-го по 1316-й) и умер в судорогах от лихорадки. Было ему всего 27 лет. Правда, супруга его, Клеменция, ждала ребенка. Новорожденного младенца даже успели окрестить Иоанном I, но и он умер. Трон перешел ко второму сыну Филиппа IV - Филиппу V. Тот процарствовал шесть лет (с 1316-го по 1322-й), но и его унесла страшная дизентерия, при которой он мучился так, что пару недель кричал в голос.

Сыновей после Филиппа V не осталось, так что трон перешел к последнему сыну Филиппа Красивого - Карлу IV. Он процарствовал с 1322 по 1328 год, был женат трижды, но не нажил ни одного ребенка. Правда, уже после его смерти оказалось, что последняя супруга, Жанна д’Эвре, беременна. Все Капетинги с надеждой ожидали рождения сына Карла IV. Но несчастная королева 1 апреля 1328 года родила дочь. Вот уж отличная шутка вышла - магистр де Моле вместе со своими тамплиерами хорошенько повеселились на Небесах.

Пророчество исполнилось - прямое наследование по мужской линии оборвалось и Капетинги сгинули с трона Франции навсегда. И проклятия до 13-го колена не понадобилось. Все оставшиеся после королей Капетингов дочери либо умерли во младенчестве, либо жили бесплодными. А на трон Франции взошла новая династия. 29 мая 1329 года в соборе Реймса был коронован представитель рода Валуа - Филипп VI.

Вот только казна королевства как была пустой, так и осталась. Но как же так, удивлялись все, разве вероломный Филипп IV Красивый не заполучил сокровища тамплиеров? Нет - Бог шельму метит!

Пронырливый папа Климент V еще в 1312 году сумел тайно подписать буллу, начавшуюся словами «К провидению Христа», а закончившуюся двумя приказами: орден тамплиеров распускается, а его сокровища возвращаются в лоно… Святой церкви. Словом, когда Филипп IV объявил о конфискации средств ордена Храма, ему ответили, что негоже зариться на церковное, - так и вызов на святой инквизиционный суд получить можно.

Король тогда пришел в бешенство. Он даже объявил, что наследником рыцарей Храма выступает не вся церковь, а только один ее орден, который король в спешке возвысил, - орден иоаннитов. Вот только иоанниты были бедны и не нашли средств, чтобы вовремя оплатить нужные церкви налоги.

Филипп IV в ярости приказал начать перевозку сундуков из подвалов Тампля. Но когда посланные им люди прибыли в уже покинутую храмовниками крепость, ее подземелья оказались пусты. Вот с тех-то пор и существует легенда о пропавших сокровищах тамплиеров. Шестой век авантюристы и энтузиасты всех мастей ищут злато-серебро и драгоценные камни, но, увы…

А может, это и к счастью. Вряд ли Жак де Моле не наложил заклятия на сокровища, которые, по преданию, он поручил своим самым верным соратникам переправить из крепости в надежные места. Так что сокровищ с такими заклятиями лучше и не находить…